Полководец (У русского царя в чертогах есть палата…) — А.С. Пушкин
У русского царя в чертогах есть палата:
Она не золотом, не бархатом богата;
Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;
Но сверху донизу, во всю длину, кругом,
Своею кистию свободной и широкой
Ее разрисовал художник быстроокой.
Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадон,
Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,
Ни плясок, ни охот,- а всё плащи, да шпаги,
Да лица, полные воинственной отваги.
Толпою тесною художник поместил
Сюда начальников народных наших сил,
Покрытых славою чудесного похода
И вечной памятью двенадцатого года.
Нередко медленно меж ими я брожу
И на знакомые их образы гляжу,
И, мнится, слышу их воинственные клики.
Из них уж многих нет; другие, коих лики
Еще так молоды на ярком полотне,
Уже состарелись и никнут в тишине
Главою лавровой…
Но в сей толпе суровой
Один меня влечет всех больше. С думой новой
Всегда остановлюсь пред ним — и не свожу
С него моих очей. Чем долее гляжу,
Тем более томим я грустию тяжелой.
Он писан во весь рост. Чело, как череп голый,
Высоко лоснится, и, мнится, залегла
Там грусть великая. Кругом — густая мгла;
За ним — военный стан. Спокойный и угрюмый,
Он, кажется, глядит с презрительною думой.
Свою ли точно мысль художник обнажил,
Когда он таковым его изобразил,
Или невольное то было вдохновенье,-
Но Доу дал ему такое выраженье.
О вождь несчастливый!… Суров был жребий твой:
Всё в жертву ты принес земле тебе чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчаньи шел один ты с мыслию великой,
И в имени твоем звук чуждый не взлюбя,
Своими криками преследуя тебя,
Народ, таинственно спасаемый тобою,
Ругался над твоей священной сединою.
И тот, чей острый ум тебя и постигал,
В угоду им тебя лукаво порицал…
И долго, укреплен могущим убежденьем,
Ты был неколебим пред общим заблужденьем;
И на полупути был должен наконец
Безмолвно уступить и лавровый венец,
И власть, и замысел, обдуманный глубоко,-
И в полковых рядах сокрыться одиноко.
Там, устарелый вождь! как ратник молодой,
Свинца веселый свист заслышавший впервой,
Бросался ты в огонь, ища желанной смерти,-
Вотще! —
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха!
Жрецы минутного, поклонники успеха!
Как часто мимо вас проходит человек,
Над кем ругается слепой и буйный век,
Но чей высокий лик в грядущем поколенье
Поэта приведет в восторг и в умиленье!
Стихотворение «Полководец» было написано Пушкиным в 1835 году и посвящено памяти Барклая де Толли, несправедливо презираемого многими своими современниками. Он был военным министром и командующим российской армией на момент начала Отечественной войны 1812 года с Наполеоном. Понимая исключительный военный гений французского императора и его значительное превосходство в силах, Барклай де Толли со своей армией начал отступать вглубь России, к Москве, не принимая генерального сражения, на котором настаивали многие русские военачальники, например, Багратион. Наполеон был вынужден надолго углубиться на территорию враждебной страны, неся при этом серьезные потери из-за тактики «выжженной земли» и растягивая коммуникации, вместо того, чтобы покончить с русской армией одним ударом, как он мечтал. Однако значительная часть русского дворянства не поняла стратегический замысел Барклая де Толли, считая его трусом и предателем. Впоследствии выяснилась правота полководца: его тактика позволила ослабить врага и выгнать его России. Причем потери Наполеона в этой войне оказались настолько велики, что это оказалось началом конца его могущественной империи (чего никто не ожидал). Большое видится на расстоянии и Пушкин отдает должное этому полководцу (кстати, Багратион, находясь при смерти, попросил у Барклая прощения).